Критика картины мира Овидия

Чтобы правильно рассуждать о том, как был создан мир, нужно рассматривать бога как творца материи и как первое и единственное начало движения. Если же кто-либо не может возвыситься до идеи сотворения [мира] в собственном смысле этого слова, то ему не удастся избежать всех подводных камней и придётся, как ни вертись, рассказывать такие вещи, с какими наш разум никогда не сможет примириться. Ведь если материя существует благодаря лишь самой себе, то непонятно, как бог мог или должен был внести в неё движение. В этом случае материя была бы независимой от любой иной вещи в отношении реальности своего существования. Почему же в этом случае по отношению к каждой своей части она не обладала бы силой всегда существовать в том же месте? Почему она должна покориться желаниям другой субстанции относительно изменения их положения? Прибавьте к этому, что, если бы материя была приведена в движение внешним источником, это было бы знаком того, что её необходимое и независимое существование было бы отделено и отлично от движения, откуда следует, что естественное состояние материи — это пребывание в покое, и, таким образом, бог не мог бы привести материю в движение, не внося беспорядок в природу вещей, поскольку ничего более не подобает порядку, как следовать вечному и необходимому установлению природы... Предположение, что бог — первый двигатель материи, есть принцип, естественным следствием из которого является то, что бог создал небеса и землю, воздух и море и что он — архитектор того великого и чудесного сооружения, которое называется миром. Но если вы лишаете бога качества первого двигателя, если вы уверяете, что материи движется независимо от него, что она сама в себе обладает разнообразием форм, что в отношении некоторых частей её движение направлено к центру, а в отношении других — к периферии, что она содержит корпускулы огня, корпускулы воды, корпускулы воздуха, корпускулы земли, — если, говорю я, вы вместе с Овидием уверяете нас во всём этом, то при построении мира вы бесполезно и очень некстати применяете бога. Ведь тогда природа прекрасно могла бы обойтись без содействия бога, она имела бы достаточно сил, чтобы разъединить частички элементов и расположить вместе те из них, какие принадлежат к одному и тому же классу. Аристотель очень хорошо понял эту истину и высказывал на этот счёт гораздо более правильный взгляд, чем Платон, признававший, что в изначальной материи ещё до образования мира существовало беспорядочное движение... Перипатетики наших дней, наиболее усердные защитники евангельской ортодок­сии, ничего не могут осудить в этом рассуждении Аристотеля, ибо и они признают, что способности вызывать изменение и движение, присущие четырём элементам, достаточны, чтобы произвести все явления природы. Они заставляют вмешиваться бога лишь в роли хранителя этих первоначальных особенностей (а на самом деле он их первопричина)... Схоластиче­ский теолог легко признался бы, что, если бы четыре элемента существовали независимо от бога со всеми способностями, какими они обладают ныне, они сами собой образовали бы механизм мира и поддерживали бы его в том состоянии, в каком мы его теперь видим... 

Наши новые философы, отвергнувшие качества и способности, которые признавались перипатетической физикой, нашли бы те же недостатки в описании хаоса у Овидия. Ведь то, что они называют главными законами движения, принципами механики, модификациями материи, фигурой, положением и расположением корпускул, есть не что иное, как активная и пассивная сила природы, которую имели в виду перипатетики, употребляя для этого слова способность вызывать изменение и способность приводить в движение четыре элемента. Поскольку в соответствии с учением перипате­тиков эти четыре тела, расположенные сообразно их естественной лёгкости или тяжести, представляют собой начало, достаточное для порождения всего, то картезианцы, последователи Гассенди и другие современные философы должны полагать, что движение, положение и форма частей материи достаточны, чтобы произвести все явления природы, не исключая даже того главного упорядочения всех вещей, которое разместило землю, воздух, воду и звёзды так, как мы это видим теперь. Таким образом, истинная причина мира и совершающихся в нём явлений не отличается от причины, приведшей в движение части материи, как в том случае, когда она определила в одно и то же время каждому атому известную форму, как утверждают гассендисты, так и в том случае, когда она лишь дала частям, которые все имеют кубическую форму, толчок, который посредством длительного движения, происходящего по определённым законам, приводит к тому, что заставляет их впоследствии принять всевозможные формы, — такова теория картезианцев. Те и другие должны согласиться, что, если бы до возникновения мира материя была такой, как её описал Ови­дий, она была бы способна преодолеть хаос своими собственными силами и придать себе то строение, какое имеет ныне мир, без содействия бога... 

Я знаю, что есть лица, не одобряющие предположение, выдвинутое г-ном Декартом относительно способа, каким мог быть создан мир. Одни над ним насмехаются и считают его оскорбительным для бога, другие в нём находят либо заблуждения, либо нечто невозможное. Первым можно ответить, что они не понимают данного вопроса и что, если бы он им был понятен, они признали бы, что ничто так не подходит для того, чтобы дать возвышенную идею о бесконечной мудрости бога, чем утверждение, что из совершенно бесформенной материи он в определённое время смог сотворить наш мир посредством одного лишь сохранения движения, однажды ему данного, и свести это движение к небольшому числу простых и всеобщих законов. Что касается тех, кто оспаривает частности учения г-на Декарта и утверждает, что эти частности содержат черты, противоречащие законам механики к действительному положению, какое открыли в круговороте небесных тел, то по отношению к ним я ограничусь ответом, что это не мешает тому, что в своей теории Декарт остаётся прав в главном. И я глубоко убеждён, что г-н Ньютон, самый грозный критик г-на Декарта, не сомневается в том, что фактически существующая система мира имеет своим источником небольшое число механических законов, установленных творцом всего сущего, ибо, если вы предположили тела, предназначенные двигаться по прямым линиям и стремящиеся либо к центру, либо к периферии, всякий раз, когда они оказываются вынуждены совершать круговое движение вследствие сопротивления других тел, вы тем самым устанавливаете принцип, который с необходимостью образует в природе множество разновидностей материи, и если не образует эту систему, то создаст другую. 

Нет ни одного мыслителя (вплоть до придерживающихся безумной и нелепой теории эпикурейцев), который не нашёл бы, из чего изготовить определённы мир. Дайте им однажды различные формы атомов, обладающих неотделимой от них силой двигаться по законам тяжести, способностью препятствовать движению друг друга, способностью отражать удары друг друга тем или иным образом, сообразно тому как они соударяются — прямо или вкось, и вы не сможете больше отрицать, что случайная встреча этих корпускул может образовать массы, среди которых будут твёрдые и жидкие, холодные и горячие, непрозрачные и прозрачные тела, вихри и т. д. Всё, что им можно возразить, сводится к тому, что случай не может произвести такую совокупность вещей, как наш мир, в котором существует столько вещей, так долго устойчиво сохраняющих свою правильность, и столько одушевлённых механизмов, в тысячу раз более искусно построенных, чем те, какие создаёт человеческое мастерство, — всё это необходимо требует существования разумного руководства...

(Пьер Бейль)